Мама политзаключенной: «Пошел обратный отсчет — это уже дни до возвращения домой»

Из письма матери к дочери: «С твоего первого толчка в моем животе, с первого крика и улыбки я твердо знала: не было никого-никого «до тебя». Моя жизнь началась с твоим появлением. Ты научила меня любить беззаветно и думать не только о себе. Ты научила меня видеть радугу даже ночью. Ты — моя дочка, моя гордость и счастье!

Благодарю, что выбрала меня себе в мамы, что позволила стать твоим Проводником в этом мире».

— Письма я отправила заранее. Как всегда, разрисовала конверт и повесила дома очередного бумажного журавлика. Каждую неделю я делаю журавликов. Их уже 45. Значит, дочки нет со мной уже 10 месяцев. Я буду делать их до тех пор, пока она не вернется, — рассказывает «Салідарнасці» Оксана Огурчикова, мама политзаключенной Анастасии Булыбенко.

Бумажные журавлики отмеряют срок задержания Насти и вселяют надежду ее маме

45-й журавлик появился в день, когда Насте исполнилось 20 лет. Анастасия Булыбенко — одна из 12 фигурантов громкого «дела студентов». Именно им — молодым, отчаянным и мудрым не по годам — суждено было стать примером смелости и отваги.

— Суд длился с 14 мая по 16 июля с перерывами, периодически болели дети, но тесты на COVID-19 им не делали. Прокурор запросил 2,5 года, практически максимальный срок по этой статье (ч.1 ст. 342 УК РБ «Организация либо участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок»). Суд полностью поддержал обвинение, даже месяца скидки не дал. Единственное, Глебу Фицнеру, который признал вину, дали 2 года. Когда озвучили приговор, все, конечно, обалдели и от того, что дали почти максимум, и от того, что отправляют в колонию, а не на «домашнюю химию».

Вообще-то последнее заседание произошло очень сумбурно, буквально в течение получаса. Судья очень быстро зачитала приговор и сразу сказала нам покинуть зал. Все были в шоке, кто-то начал плакать.

Детей на приговор привезли в наручниках, которые не сняли. Ребята так и сидели со скованными за спиной руками. После того, как озвучили приговор, они все стали звенеть наручниками, и мы очень хорошо услышали этот звон.  

Когда мы стали выходить из зала, каждый из детей пытался крикнуть что-то своим родным. В конце Настя очень громко, прямо истошно, закричала: «Мама, я тебя люблю. Вместе навсегда!».

Она кричала так, что все обернулись. Это был нечеловеческий крик, она кричала как раненое животное, — вспоминает Оксана, с трудом подбирая слова.

После Настя скажет ей на свидании, что тот крик и те слезы были ее последним проявлением слабости и отчаяния. В тот же день 16 июля все родители написали заявления на свидание. Оксане разрешили увидеться с дочерью уже через пять дней.

— 21 июля с утра я была у нее. Настя была в хорошем настроении. Не было даже намека на слезы. Она сказала, что первый шок после приговора прошел, и в камеру она вернулась уже другим человеком.

На свидании мы говорили обо всем на свете, она мне пела песню. Не было сломленности, она сказала, что принимает действительность, и даже где-то рада, что закончилась эта неизвестность. До приговора мы просто считали дни, но не понимали, когда и чем все закончится. А сейчас есть приговор и пошел обратный отсчет, и это уже не просто дни, а дни до возвращения домой! — говорит собеседница «Салiдарнасцi».

Насте (c учетом СИЗО) осталось находиться в неволе год и три месяца.

— Сразу у меня было полное неприятие. Я не понимала, что это за отрезок времени, высчитывала, сколько сменится сезонов — это еще две осени, один Новый год, два Настиных дня рождения… Она встретила в тюрьме свое 20-летие и там может встретить свой 21 год. Все эти отрезки времени мне казались какими-то непомерными, я не могла их себе представить.

Но сначала у меня не было даже слез — полная отрешенность, у меня были просто дни, а я сама выпала в какую-то параллельную реальность. Психолог узнала, что я не плачу, и сказала, что это плохо, потому что я заблокировала свою боль. Да, я заблокировала ее в тот момент, когда услышала крик дочери в суде.

Потом произошла череда неожиданных событий: наша адвокат вынуждена была покинуть страну, детей начали этапировать, несмотря на поданные апелляции. В тот день, когда увозили Настю, я это как-то почувствовала, и поняла, что ее больше нет в Минске.

Илью Трахтенберга и Глеба Фицнера увезли в Могилев. А Настю, Яну Оробейко и преподавательницу Ольгу Филатченкову увезли в Гомель.

Фото Новы час

Я тогда не понимала еще, куда писать, куда бежать, ехать, оказалась в полной растерянности — и этот момент стал для меня спусковым. Наконец, ко мне пришло принятие действительности, у меня подкосились ноги — и три недели я провела как во сне, — делится Оксана.

Вот так Настя поздравила маму со своим Днем рожденья

11 августа она впервые привезла передачу в Гомель.

— Там все по-другому, другие правила и нормы. Спасибо знакомым и близким, которые помогают мне, занимают очередь, возят по Гомелю. Я езжу туда один раз в неделю по средам, выезжаю утром на поезде и поздно вечером возвращаюсь.

На этой неделе передача была праздничная. Первый раз мы не вместе в день ее рождения. Я передала Насте в подарок майку с медведем, открытки и торты. Она через нового адвоката попросила что-то сладкое с бананом. Еще она передала огромную благодарность всем, кто прислал множество поздравлений с самыми душевными пожеланиями.

Настя знает, что невероятное количество людей с ней рядом, думают о ней и желают ей всего самого лучшего, — говорит ее мама.

Из письма матери к дочери: «Есть такие смешные люди, которые думают, что нас можно разлучить. Никогда не отпущу твоей руки. Если ты не видишь меня, значит, я просто у тебя в сердце и душе поглубже.

До скорой встречи, моя родная доченька! Скорей бы обнять тебя взглядом, а пока обнимаю всем сердцем. Ты — мой герой. Очень люблю тебя, родная. Твоя мама. Вместе навсегда!»