«Один шахтер – здоровый мужик – после 10 суток боялся не то, что выходить из дома, а к окну подходить несколько недель»

— «Беларуськалий» — единственное предприятие в стране, чью забастовку в августе 2020 года признали власти, объявив ее через суд незаконной и потребовав компенсацию. На три дня все производство полностью было остановлено, — рассказывает «Салiдарнасцi» один из цеховых лидеров Белорусского независимого профсоюза (БНП) Павел Соколовский.  

С 17 по 19 августа 2020 года горняки отказались исполнять свои обязанности, парализовав работу одного из гигантов белорусской промышленности.

Потом в знак протеста они начнут оставаться в шахтах, собираться в стачку и настойчиво обращаться во все международные организации. В Солигорске и на предприятии пройдут массовые репрессии, на шахтеров будут устраивать облавы, их и их близких будут арестовывать и запугивать.

Все это время вплоть до июля 2022 года за них будет отчаянно бороться отраслевой независимый профсоюз. Зная о градусе террора, который был в стране в прошлом году, трудно поверить, что кто-то тогда пытался идти на открытую конфронтацию с властью.

О том, как это было и в каких условиях приходилось работать независимым профсоюзам, Павел Соколовский рассказал «Салідарнасці».  

«Травмированным шахтерам не оказывали медицинскую помощь до тех пор, пока они не соглашались на условия администрации»

— Состоять в независимом профсоюзе опасно было всегда, — отмечает собеседник. — За последние 20 лет давление на наших членов никогда не прекращалось. Вступить в независимый отраслевой профсоюз автоматически означало получить проблемы с работой, вплоть до увольнения.  

Людям не давали разряды, не переводили на более высокооплачиваемую работу, в открытую предупреждая — выйдешь из БНП, тогда и разряд получишь.

Генеральный директор Иван Головатый, увидев наше воздействие на сотрудников, стал активно работать с молодежью. Специально для молодых руководителей, начальников отделений, участков, и специалистов проводили семинары, на которых учили, как правильно склонить сотрудника в нужную сторону.

Особенно сильное давление мы прочувствовали, когда в 2018 году просто хотели создать отдельную ячейку одного из строительных предприятий, которое было выведено из структуры «Беларуськалия».

То есть раньше они входили в нашу ячейку, а потом решили стать самостоятельными. Для этого требовалась всего лишь перерегистрация. Казалось бы, чисто бюрократический момент, потому что все документы были в полном порядке.

Но администрация завода и власти города до такой степени сражались с нами за эту первичку, что дошло и до совершенно абсурдных судов из-за какой-то непрошедшей платежки, и даже до личного вмешательства Кочановой!

Мы тогда провели большую кампанию по огласке ситуации, все международные профсоюзы, институты и МОТ были поставлены в известность. Видимо, взвесив репутационные риски, отмашку зарегистрировать ячейку и дала сама Кочанова, приехав в Солигорск.

Однако после на членов новой организации оказывался колоссальный прессинг, на людей давили, требуя, чтобы они выходили из профсоюза.

Так было и на самом «Беларуськалии», где нам сразу несколько руководителей признались, что им пришло указание сверху выводить людей из нашей структуры любыми способами. И, надо сказать, делали они это небезуспешно: численность наших членов постоянно падала, не все выдерживали.

Тем не менее ячейка горняков во все годы была самой крупной структурой БНП, к 2020 году она насчитывала больше трех тысяч человек, каждый пятый сотрудник предприятия входил в независимый профсоюз.

Большое количество членов насчитывали также первички Новополоцкого «Нафтана», «Гродно Азота» и Мозырского НПЗ.

Собеседник «Салідарнасці» на «Беларуськалии» работал с 2010 года. В 2018 году его избрали заместителем председателя первички одного из рудоуправлений, и на этой освобожденной должности он пробыл до самой ликвидации БНП.

— Мы считались серьезной силой противодействия, — подтверждает бывший цеховой лидер. — Не давали администрации скрыть большинство проблем, на которые они либо не хотели обращать внимания, либо специально старались замять.

К нам они вынуждены были не только прислушиваться, но и решать многие вопросы. Одним из самых болезненных были несчастные случаи.

Они происходили не только с членами нашего профсоюза, которые знали, как действовать и куда обращаться за помощью. Остальных сотрудников администрация сразу начинала запугивать до тех пор, пока люди не соглашались скрыть произошедшее.

Доходило до абсурда: все знают, что человек был травмирован на работе, хочешь ему помочь, а он — ничего не было, я дома ударился об косяк. И мы порой прилагали очень много усилий, чтобы убедить его не идти на поводу у начальства и переквалифицировать эту травму с бытовой на производственную.  

Мне известно о нескольких случаях, когда шахтеров, получивших травму, не вывозили из шахты и не оказывали медицинскую помощь до тех пор, пока они не соглашались на условия администрации.

Дело в том, что кроме репутационных рисков, несчастный случай оборачивается для работодателя и материальными потерями. Если в дальнейшем у человека возникают проблемы со здоровьем и он теряет трудоспособность, то может рассчитывать на хорошую компенсацию.

Все, кто получили травмы и оформили их, как полагается — с расследованием, соответствующим актом — имеют и бесплатное лечение, и санатории, при потере конечностей — протезирование, и доплаты к пенсии в случае инвалидности.

Но если все замять и не оформить правильно, человека просто спишут и забудут. Именно это мы всячески доносили до работников, порой против их воли. Допустим, был случай, когда шахтера придавило комплексом и в результате ему переломало кости таза.

Естественно, нам об этом администрация не сообщила и вообще они, как всегда, пытались замять дело. Но люди-то видели, как человека выносили из шахты. Мы его нашли и помогли все оформить. Теперь он восстановился и снова работает.

Недавно бывшие коллеги рассказали на примере одного из последних несчастных случаев, как это происходит сейчас. Девушка на I Рудоуправлении отравилась парами кислоты с хлором. Ей стало плохо, видимо, произошел ожог внутренних органов.

На скорой ее увезли прямо в рабочей одежде, в больнице, естественно, предложили госпитализацию. Но пока она ехала, ее запугали так, что она от всего отказалась.

И когда из приемного покоя сообщили об инциденте в милицию, и оттуда позвонили уточнить, она сказала, что все в порядке и она вообще дома. В итоге на этой же скорой ее вернули на работу, где она еще досидела до конца смены, чтобы не оформлять больничный в рабочее время. 

Можете себе представить уровень страха и невежества в обществе! — возмущается Павел.

«Людей просто ловили и избивали во дворах»

Собеседник, рассказывая о сильнейшем противодействии демократическим профсоюзам, тем не менее, соглашается, что до 2020 года членство в организации все-таки не угрожало свободе и жизни.

— Летом 2020-го рабочие повсюду активно обсуждали события в стране. Настроения были совершенно очевидными. И руководство это видело и тоже готовилось. Мне, например, 7 августа позвонили идеологи и сказали, что со мной хочет встретиться генеральный директор.

На этой встрече он как бы дал совет, но, как мне показалось, со скрытой угрозой. Сказал, вы такой молодой перспективный человек, и, возможно, вам будут поступать какие-то сомнительные предложения — вы подумайте прежде, чем их принимать, чтобы не навредить себе.  

Еще накануне выборов я собирал бригадиров подземных комплексов, пытаясь помочь им разобраться с одной проблемой. Мы обсуждали, составляли правильно вопросы, которые нужно донести начальству. Собирались несколько раз в офисе БНП. И на одну из этих встреч приехал Головатый, чтобы тоже пообщаться с бригадирами. Такое было впервые.

В общем, они понимали, что в коллективах зреет нешуточное недовольство.

Между тем, на предыдущих выборах на нашем предприятии, как и на других, людей забирали прямо с работы и увозили на досрочное голосование.

Все покорно ехали и тихо возмущались. А система очень хорошо чувствует покорных и пользуется этим. Допустим, меня никогда не заставляли голосовать досрочно, понимали, что со мной это не пройдет.  

В 2014 году мне довелось побыть наблюдателем на выборах в местные советы. Тогда меня с милицией хотели удалить с участка только за то, что я просто встал со своего места, чтобы лучше видеть подсчет голосов.

Сначала все думали, что и эти выборы, как остальные, будут сфальсифицированы, и сопротивляться бесполезно. Но уровень насилия стал триггером. В первые дни в Солигорске прошли массовые жесткие задержания.

Попались не только сотрудники «Беларуськалия», задерживали и избивали их родных и даже детей. Через несколько дней люди вышли и рассказали о настоящих зверствах, чем повергли всех в шок.

Например, один мой коллега, сам бывший спецназовец, здоровый мужик, шахтер, после 10 суток боялся не то, что выходить из дома, а к окну подходить несколько недель. То есть уровень насилия в нашем городе зашкаливал.

Людей просто ловили и избивали во дворах, автобусы с работниками, возвращающимися домой, встречали омоновцы. Весь этот беспредел просто вынудил людей как-то действовать: на объединении стали возникать стихийные митинги, на них выступали задержанные и избитые рабочие, жены тех, кого не могли отыскать по нескольку дней.

Люди скандировали лозунги против Лукашенко, требовали от Головатого каких-то действий. Традиционно везде просили поднять руки тех, кто голосовал за Тихановскую, и руки поднимали почти все. Это очень вдохновляло. Много таких видео сохранилось в интернете.  

Я был свидетелем одного из первых митингов на своем рудоуправлении. Собирались по сарафанному радио, никаких объявлений не было. Именно тогда Анатолий Бокун, который впоследствии стал лидером стачки, с другими активистами начали собирать подписи под петицией с требованиями о честных выборах и освобождении всех задержанных по политическим мотивам.

Там же говорилось, что в случае невыполнения требований, шахтеры остановят предприятие. Подписи ставили активно на всех площадках, в итоге было собрано более 5 тысяч, — делится собеседник.

На 14 августа горняки объявили собрание возле заводоуправления, и оно стало самой массовой акцией тех дней в Солигорске, на которую собрались тысячи сотрудников и жителей города.

— И вот на этом собрании Бокун озвучил администрации требования и объявил, что, если до 17 августа не будет начат какой-то диалог с людьми, начнется забастовка, — вспоминает хронологию протеста активист.

«В независимый профсоюз после выборов вступали целыми цехами»

В поисках справедливости в первые дни после выборов по всей Беларуси люди массово выходили из провластного профсоюза и вступали в независимый. На многих предприятиях стали формировать ячейки в надежде их зарегистрировать.  

— Мы тогда ездили по стране и консультировали специалистов абсолютно разных сфер, — рассказывает Павел. —  Объединяться хотели айтишники, педагоги, железнодорожники, металлурги в Жлобине, — запросов было очень много. В Новополоцке и Гродно, где уже были первички, в них вступали целыми цехами.  

Ни одна из вновь сформированных ячеек впоследствии не была зарегистрирована. Для этого власти городов применяли и административный, и силовой ресурс, включая беспощадные репрессии активистов.

Тем временем руководство «Беларуськалия», сбиваясь с ног, пыталось погасить нарастающий протест. Генеральный директор все-таки пошел на диалог с активистами независимого профсоюза, однако форму выбрал своеобразную.

— Он пригласил председателей всех структур БНП, весь наш актив и директоров управлений к себе в кабинет. Меня на этой встрече не было, но я знаю, о чем там говорили. Головатому в очередной раз озвучили требования людей, а он стал просить собравшихся повлиять на коллективы, чтобы не допустить забастовку.

17 августа на всех площадках снова состоялись стихийные акции, рабочие подтвердили, что ни одно из их требований не было выполнено, и отказались исполнять свои обязанности.  

Прямо там на площадках стали формировать стачкомы, потом выбрали актив, и мы, как профсоюз, предоставили им место в своем офисе.

— Как происходила забастовка, что было в эти три дня?

— Все работники шли через проходную, выезжали в нарядные рудника, но не выполняли свою работу, просто сидели. В первый день забастовки снова прошел массовый митинг.

А потом стало сказываться то, что все эти акции не были подготовленными, не было скоординированных действий. И далеко не все люди оказались готовыми к такому развитию событий.

Этой растерянностью воспользовалось руководство. Головатый сам ездил по нарядным, собирал бригадиров, слезно просил, обещал, что все изменится, обязательно начнется диалог. То есть он уговаривал по-хорошему, не угрожал, а чуть ли не плакал, и некоторые ему поверили, пошли в шахты.

— Они не понимали, что это ловушка?

— Не все понимали, к сожалению. Когда перед тобой стоит гендиректор и умоляет, то люди думают, наверное, он искренен, людям же хочется верить в лучшее.

Была ведь в 90-е забастовка на «Беларуськалии», одна из самых больших на территории постсоветского пространства. Она длилась 44 дня. И в 2020 году среди нас были сотрудники, которые помнили те события, но тогда была другая ситуация, не было такого уровня насилия.

Однако на слезные уговоры руководства поддались не все горняки. Двадцать из них начали стачку, к которой затем присоединились еще больше ста человек. За судьбой бастующих следили не только в Беларуси. Шахтеры приковывали себя наручниками под землей в знак протеста, писали в книге выдачи заданий свои ультиматумы, записывали видео с обращениями к коллегам.

— Большинство этих смелых людей даже не были членами нашего профсоюза. Они вступали после.

— Сколько длилась стачка?

— Официальной даты прекращения стачки нет. Часть этих людей до сих пор в Беларуси.

Кто-то нашел себя в другом деле, кто-то уехал.

Уезжали в основном, не выдержав давления. Это действительно было сложно. Практически всех стачкомовцев постоянно задерживали и садили на сутки. Некоторые провели за решеткой по нескольку месяцев.  

Причем происходило все очень брутально, кто-то вел детей в детский сад, и его прямо у них на глазах ложили на землю. У всех регулярно проходили обыски, во дворах постоянно дежурили «маски-шоу». В такой обстановке очень тяжело жить.  

Но когда стачка была активной, руководство столкнулось с большой проблемой: стачкомовцев не могли уволить. Представляете, людей, которые полгода не выходили на работу, по старому колдоговору не могли уволить, потому что мы не давали своего согласия.

У меня сохранились документы, заявления руководителей с требованием об увольнении и наши отказы. Мы ссылались не только на колдоговор, но и на международные нормы.

У меня на рудоуправлении последние люди были уволены только после того, как в апреле 2021 года изменили колдоговор. Кроме того, на стачкомовцев не завели тогда ни одного уголовного дела. Их садили на сутки только по административным статьям.

— Как это можно объяснить?

— Я связываю это с присутствием Yara (Норвежская химическая компания, один из крупнейших в мире поставщиков минеральных удобрений — С.). У нее в декларациях, в корпоративной культуре — везде прописаны права человека. Этого они требовали и от своих партнеров.

Yara была единственной компанией, кто выразил свою озабоченность, осудил действия администрации «Беларуськалия» и попытался повлиять.

Они прислали своих представителей, те встречались и с руководством, и с провластным профсоюзом, и с нами, они старались разобраться. Помню, меня тогда попросили сделать обзор о ситуации с охраной труда на предприятии.

Конечно, руководство боялось потерять клиента, поэтому где-то сдерживалось.  

— Осенью 2020 года многие смотрели на Yara с надеждой, думали, что их решение может стать каким-то судьбоносным. Но по факту тогда это была только озабоченность, а настоящие санкции появились только в 2022 году и вовсе не из-за стачки.

— Мы знали сразу, что от них нельзя требовать невозможного. Во-первых, международные механизмы в демократических государствах работают очень осторожно и потому очень медленно.

Во-вторых, Yara — лишь один из партнеров, далеко не самый крупный. Она покупала только чуть больше 10%. Самые крупные покупатели белорусского калия — это Бразилия, Китай и Индия.

Но недооценивать помощь Yara тоже нельзя. Мы с ними стали плотно общаться задолго до 2020 года, в Европе тогда активно продвигалась тенденция бизнеса и прав человека.  

И многое, чего нам удалось добиться на предприятии в области охраны труда, происходило благодаря им и при их участии.

«Из-за санкций планируют сократить порядка 4 тысяч человек»

Осенью 2020 года не только стачкомовцы, но и профсоюзные активисты стали открытыми мишенями для власти. Но это не остановило их работу.

— После того, как людей уговорили прекратить забастовку, их всех лишили премий, которые составляли практически половину заработка. И мы с коллегами подняли волну трудовых споров внутри предприятия, а несколько дел по отстаиванию этой премии мы даже довели до суда.

Тогда ко мне приезжали два представителя ГУБОПиКа из Минска. Они пообщались со мной, еще с несколькими активистами, сделали вид, что хотели разобраться, вели себя спокойно.

Мы продолжили работать с заявлениями людей, продолжали оказывать помощь, озвучивать то, о чем руководство собиралось умолчать. И люди шли к нам за помощью вплоть до самого последнего дня, до принятия Верховным судом решения о ликвидации БНП летом 2022 года.

Даже при том, что многие, будучи запуганными, выходили из нашей организации, к нам все равно приходили, потому что видели в нас силу.

На сам профсоюз, понятно, продолжилось давление. Со мной не хотели согласовывать документы, «забывали» уведомить о чем-то важном, о несчастном случае, о каком-то мероприятии.

Ну и репрессии на людей, конечно, не останавливались.19 апреля 2022 года задержали большинство наших лидеров, в том числе Александра Ярошука и Сергея Антусевича.

После этого мы, все остальные, прекрасно понимали, что скорее всего дана отмашка идти до конца. Уже шла война и независимые профсоюзы выступили с критикой режима Лукашенко. Мы осудили соучастие в агрессии против Украины и потребовали вывода войск.

На 27 мая на «Беларуськалии» была запланирована отчетная конференция БНП. И накануне прямо на рабочем месте задержали Александра Мишука (вице-председатель БНП и председатель первичной организации БНП ОАО «Беларуськалий» — С.). В вину ему вменили то, что он выступал на одном из митингов в те первые дни августовских протестов. 

В наших офисах прошли обыски, во время которых изъяли всю технику, по сути, парализовав нашу работу. И буквально через неделю генпрокуратура направила обращение в Верховный суд с просьбой о закрытии всех независимых профсоюзов, — рассказывает собеседник.

Он признается, что после трех часов допроса в КГБ понял, что этим не закончится. В конце августа 2022 года Павел с семьей переехал в Германию.

— Вы поддерживаете связь с бывшими коллегами. Какая обстановка сейчас на предприятии?

— После ввода санкций почти весь 2022 год предприятие было загружено примерно на 30%, сейчас за счет обхода санкций загруженность чуть больше.

Часть шахтеров вынуждена заниматься не добычей руды, а другими работами, например, их отправляют на погрузку. Производство сократилось сильно, но ситуация далека от критической.

И в плане зарплат тоже. Один из шахтеров, который не занимался добычей, прислал мне свой расчетник, сейчас он получает около 4 тысяч, а в шахте мог получить 6 тысяч.

На обогатительной фабрике зарплаты меньше — около полутора тысяч. Сотрудников периодически отправляют в отпуск с сохранением двух третей заработка. Конечно, никому это не нравится, но все видят уровень насилия.

Высказывать любое недовольство стало небезопасно, практикуются доносы, как и везде с особым рвением работает новая служба во главе с товарищем из КГБ, который своими методами проверяет всех на лояльность.  

Все говорят, что психологическая обстановка очень сложная. Особенно людей нервируют бесконечные военные сборы, на которые постоянно кого-то выдергивают.

Несчастные случаи продолжают происходить, но теперь их скрывать стало гораздо проще.

Перестали продлевать контракты людям, которые активно выступали в 2020 году, были замечены на протестах, состояли в БНП.

На самом деле из-за санкций им придется сокращать много работников. Есть информация о том, что планируют сократить порядка 4 тысяч человек.  

Оборудование раньше закупали немецкое, голландское, итальянское, теперь — из России и Южной Африки.

Раньше основная часть продукции отгружалась в Клайпедском порту и оттуда удобно и быстро доставлялась клиентам.

Сейчас удобрения везут через Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, просто вагонами в Китай через всю Россию. Отправляют до портов Каспийского моря, по нему — в Иран, там перегружают на железную дорогу и везут до океана. В общем, логистика стала очень сложной и дорогой.

Соответственно, даже если им удастся вернуть какие-то объемы, то о былой прибыли речи идти не может.

— Дежурный вопрос, на который мы просим ответить всех, кому пришлось уехать: думаете ли вы о возвращении?

— Моя дочка пошла здесь в первый класс. Я хожу на языковые курсы. Социальные службы оплачивают нам трехкомнатную квартиру и медицинскую страховку.

Думаем ли мы о возвращении? Пока еще есть желание вернуться и строить ту Беларусь, о которой мы все мечтаем, с демократическими институтами и независимыми профсоюзами.

Знаете, один из наших эмигрантов сказал очень правильную вещь: сейчас у нас хорошая возможность впитывать европейскую культуру, учиться тому, как должно быть в нормальном цивилизованном обществе, чтобы потом этот опыт внедрить у нас. И мне очень понравилась эта мысль.