«Перед переводом на тюремный режим оперативник показал статью обо мне и сказал: «Делай выводы»

В Грузии у семьи экс-политзаключенного украли все сбережения. 

— Кто-то не просто украл пакет со всеми нашими деньгами, как случайный вор, а все спланировал, потому что он явно был в нашей съемной квартире, где нашел в вещах пакет и заменил его содержимое, — с сожалением говорит Евгений Хорошкевич.

Наш собеседник освободился в августе прошлого года после 4 лет заключения. Однако в Беларуси семья выдержала всего несколько месяцев. Покинуть страну вынудили репрессии уже против жены Евгения Нины.

По дороге в эмиграцию у супругов украли все деньги, собранные для них родственниками на первое время. Помочь семье Хорошкевичей можно по ссылке.

«В один из дней досрочного голосования я обнаружил, что урну вскрывали»

— Моим главным триггером стало ковид-диссидентство Лукашенко, — вспоминает Евгений 2020 год. — До этого я, как и многие, жил вне политики. Работал водителем-техником на Полоцком молочном комбинате.

Когда узнал, что врачи бьют тревогу из-за нехватки защитных средств, поехал в Новополоцкую инфекционную больницу, чтобы убедиться лично, потому что по телевизору тогда говорили, что все в порядке.

Потом мы с друзьями скинулись, закупили маски для снорклинга и при помощи 3D-принтера сделали из них многоразовые защитные маски для врачей. Увидели, как это делали в Америке, решили тоже попробовать, и у нас получилось. Отвезли маски в свою реанимацию и в другие больницы. Медики нас очень благодарили.  

Избирательная кампания в том году была второй, в которой я мог принимать участие. В 2015 году во время выборов я служил по контракту в Полоцком погранотряде.

Примерно за месяц к нам приехал какой-то мент и объявил, что будет учить нас разным построениям на плацу, чтобы мы могли разгонять скопления людей.

Я удивился, зачем такой навык пограничнику, и отказался. Мне, контрактнику, тогда ничего не могли сделать. Но срочников заставили тренироваться. Поэтому в 2020 году я примерно знал, как они будут готовиться.

Сам Евгений на выборах 2020-го решил стать независимым наблюдателем, в связи с чем ему пришлось пройти настоящий квест с кознями своего начальства.   

— Как только я подал документы в избирательную комиссию на участке в деревне, где был прописан, мой непосредственный начальник Игорь Козлов сообщил, что 9 августа я должен уехать в командировку, якобы срочно чинить комбайн.

Ситуация была комичная, потому что до 9 августа оставался почти месяц. Я переспросил, разве за это время комбайн не починят, он ответил, что к тому моменту «срочно» сломается другой.

Когда попросил выходной в счет отпуска — отказали, придравшись к тому, что уведомил за месяц, а не за два. Написал заявление с просьбой предоставить мне этот день за свой счет, но на него работодатель ожидаемо не дал согласия.

Тогда я сдал кровь и как донор получил два законных выходных, причем один мог выбрать по желанию. Увидев справку, начальник не поленился, позвонил на станцию переливания крови, чтобы узнать, во сколько я сдавал кровь.

Он хотел уличить меня в том, что я отлучился в рабочее время. Но и это у него не вышло, так как станция работала с 4 утра, а время приема доноров там не фиксировалось. В общем, ему пришлось меня отпустить.

Но он все равно на меня донес, утверждая, что я призывал коллег к забастовке. В связи с этим завели тогда еще административное дело, и 12 августа во время обеденного перерыва меня задержали. Двое суток я провел в ИВС Полоцкого РОВД.

На суде тем не менее Козлов давал невнятные показания, дескать, призывать-призывал, но конкретно к чему, не помню. Позже, когда меня уже судили по уголовному делу, он свидетельствовал против, объяснив, что первый раз меня будто бы пожалел.

Козлов хорошо знал моего отца, даже был с ним приятелем. Соответственно, и меня он тоже хорошо знал, знал о том, что недавно женился, что ждем ребенка, но его ничего не смущало, — рассказывает Евгений.

За неделю наблюдения за выборами он зафиксировал множество нарушений.

— В один из дней я обнаружил, что урну вскрывали, после чего ее очень неаккуратно запечатали. Внутри вдруг появились целые стопки ровно сложенных бюллетеней, как будто их только что распечатали на принтере.  

Я все зафиксировал и даже вызвал милицию. Но вместо милиции почему-то приехал сотрудник МЧС, с которым мы были знакомы, и сказал: «Меня попросили тебя вывести, ты же все понимаешь».

Уходить я отказался, так как был наблюдателем и имел полное право находиться на участке, и он ничего не смог со мной сделать. Милиция в тот день так и не приехала.

В основной день голосования я тоже примерно до обеда был на участке. Потом меня попросили сначала выйти из кабинета, а после вовсе выгнали на улицу. Естественно, на подсчет меня никто не допустил.

Но и в нашей деревне ближе к вечеру образовалась очередь из людей с белыми браслетами. Их было больше, чем всех, кто приходил в дни досрочного голосования.   

Однако в протоколе, который вывесили только через несколько дней, Лукашенко приписали убедительную победу, — делится собеседник «Салідарнасці».

«Я боялся даже не столько ШИЗО и физического насилия, как того, что мне накрутят ст. 411»

То самое административное дело против Евгения довести до конца не удалось, его отправили на доследование. Однако контракт на работе не продлили. Молодой человек хотел обжаловать нарушение трудового кодекса, но не успел.

— 18 января 2021 года меня задержал ГУБОПиК. На этот раз все было жестко, — вспоминает Евгений. — Меня вытянули из машины, угрожали пистолетом.

Снова обвиняли в организации действий, нарушающих общественный порядок по ст. 342 УК, а также в разжигании вражды по ст. 130 УК.

Опасался ли я задержания? Я был на протестах, не скрывал свою позицию на работе, вышел из профсоюза, был независимым наблюдателем. Более того, в одном из сливов BelPol о людях, которые находятся в разработке, прозвучала моя фамилия.

Но это было начало 2021 года. Я завел новый аккаунт, благодаря чему ребята из местного РОВД дважды не смогли найти никаких доказательства моих «противоправных действий».

Думал, что меня, наконец, оставили в покое и, честно говоря, тогда не верил, что репрессии дойдут до такого уровня абсурда.

После 10 месяцев в СИЗО Евгения приговорили к четырем годам заключения.

— На судилище, по-другому я назвать тот процесс не могу, постоянно звучали фразы «в неустановленном месте», «в неустановленное время», «неустановленного содержания».

То есть ни одного доказательства своих надуманных обвинений они предоставить не смогли, но моя вина все равно для них была установленной.

В Витебском СИЗО ко мне относились довольно лояльно, абсолютное большинство сотрудников там прекрасно понимали, что происходит, и не испытывали по отношению к политическим агрессии.  

А потом меня направили в ИК-17 в Шклов. Это ужасное место.

— В мае 2021 года там погиб Витольд Ашурок.

— Я оказался там в декабре 2021 года. О Витольде до этого ничего не знал, к сожалению. Говорили о произошедшем с ним очень осторожно, тем не менее в то время там было много свидетелей.

Мне рассказывали, что к Витольду применяли разные санкции за его принципиальность. На него постоянно писали рапорты, часто просто за то, что он якобы представился в неуставной форме, то есть не на том языке.

Он категорически отказывался говорить по-русски, и их это раздражало. Во время очередного конфликта, предположительно, Витольда избили сотрудники колонии с участием заместителя начальника по режимно-оперативной работе Алексея Москалева и его заместителя Сергея Карчевского. Происходило это все не без ведома начальника ИК Александра Корниенко.

В любом случае версия о том, что он ударился, якобы упав со спального места, неправдоподобна, потому что спальное место находится на высоте сантиметров 30 от пола.  

Я видел то ужасное видео, могу подтвердить, что на нем действительно камера ШИЗО и ПКТ Шкловской ИК. Во всех этих камерах сделали ремонт, и они теперь выглядят именно так. Правда, раньше, когда были деревянные полы и просто оштукатуренные стены, там было теплее.

После того, как пол и стены выложили плиткой, стало очень холодно. Вдоль стены идет единственная еле теплая труба, но отопление охранники включают и выключают по своему усмотрению.

Например, когда я однажды с ними поругался, находясь в ШИЗО, они мне еще и окна настежь открыли. Это было в марте.

Произошедшее с Витольдом стало сильным потрясением для них, говорили, что начальник Корниенко поседел за время вынужденного отпуска, в который его отправили на время проверки после случившегося.

На какое-то время они перестали жестить, в тот период мне даже дали длительное свидание, во время которого я впервые увидел свою дочку.

Однако «оттепель» закончилась, не знаю, по их инициативе или по указанию сверху. К нам, политическим, снова стали применять надуманные репрессии: не так поздоровался, шапка не в ту сторону надета, вышел на улицу не в той обуви.

Например, летом на улице стоят пять заключенных в тапках, потому что жарко. Среди них один политический — и только на него составят рапорт. То же самое происходило, когда люди из-за жары снимали кепки.

Я был в ШИЗО 4 раза, в том числе и за те самые тапки, и за то, что не поздоровался с охранником. Среди причин моих наказаний еще было полотенце, которое висело на спинке кровати, потому что сохло.

На политических очень сильно давят психологически, пытаются сломить, специально вынуждают делать работу, которая по меркам местной иерархии относится к «низкому статусу».

Относительная либерализация была у нас еще после начала войны. То ли они так сильно испугались, то ли указания временно перестали поступать.

Особенно активизировались репрессии после очередного объявления о введении санкций. Когда слышали что-то подобное в новостях, понимали, что завтра начнут отыгрываться на нас.

Также они старались усложнить жизнь политзаключенным, чьи родные писали жалобы или давали интервью.

— Известно ли вам о применении физического насилия к кому-либо еще?

— Конечно, ко мне. Незадолго до моего дня рождения меня отправили в ШИЗО. Рапорт был формальный — отказ от уборки.

После этого старший инспектор-режимник Виталий Кравченко с тем самым Карчевским поставили меня в растяжку, а третий их коллега, не помню фамилию, стал избивать.

И на протяжении всех 10 последующих суток в ШИЗО утром и вечером ко мне приходили на проверку и отбивали ноги. Причем это были разные смены, которые действовали по чьему-то указанию.

— Вы могли кому-то пожаловаться?

— Такая жалоба вряд ли бы вышла за пределы колонии. На самом деле из четырех смен особой жестокостью отличались три, в том числе те, в которых были дежурный помощник начальника колонии Денис Комаров, инспектор режимного отдела Дмитрий Удодов.

Только в одной смене были адекватные сотрудники, которые хоть и не могли совсем остановить этот беспредел, но насколько им позволяли должностные обязанности, старались ограждать заключенных от чьих-то действий. Было и такое.

Но я боялся даже не столько ШИЗО и физического насилия, как того, что мне накрутят ст. 411 УК, по которой продлевают заключение.

На самом деле им это ничего не стоит. Я был свидетелем, как людям, которые должны были освободиться, добавляли срок. Это страшно.

Но меня в тот раз после ШИЗО отправили в ПКТ, а после перевели на тюремный режим до конца срока. Мне оставалось еще два года. Оперативник тогда показал в своем телефоне статью, в которой жена рассказала, как меня на день рождения отправили в ШИЗО, и сказал: «Делай выводы».

В тюрьме в Гродно мне повезло: я попал в камеру с адекватными людьми. При этом все они были не политическими, но абсолютно всё понимали и полностью меня поддерживали.

Более того, когда на меня или других политических писали рапорты, обычные заключенные неоднократно объявляли голодовку в знак солидарности с нами.

Оказалось, что в Гродно боялись подобных инцидентов, боялись различных жалоб. Однако и там я дважды побывал в ШИЗО.

«Жену заставили разблокировать телефон под угрозами насилия»

— Во время вашего заключения у вас родилась дочь, которую вам удалось увидеть всего один раз во время длительного свидания.

— Да, то свидание было единственным, остальных меня лишили. Освободился я в августе 2024, когда дочке было уже больше трех лет.

Жена ее заранее готовила к тому, что скоро приедет папа. В первую встречу она показала мне свои игрушки, убедилась, что я готов с ней играть, так мы потихоньку и сближаемся.

После освобождения мне нужно было раз в неделю ходить отмечаться. Я к этому был готов. Стал работать таксистом, мы пытались как-то налаживать жизнь, но 14 ноября к нам пришли с обыском.

К счастью, дочки дома не было. Жена была на работе, а они, оказалось, искали именно ее за то, что получала помощь на оплату услуг адвоката.

Меня тогда завезли в ГУБОПиК, Нину я даже не смог предупредить. Ее забрали с работы и отвезли в КГБ. Потом она рассказала, что телефон ее заставили разблокировать под угрозами насилия.

Нас обоих тогда отпустили, меня предупредили, что «могу повторить свою недавнюю судьбу». Мы быстро собрались и уехали из страны, а КГБисты еще долго слали мне СМС с требованием явиться. До сих пор они приходят к нашим родным.

Виз у нас не было, поэтому сначала мы поехали туда, куда могли —в Грузию, где делали визы в ЕС.

— У вас украли все деньги, и вы уверены, что это случилось в Грузии. Однако обратились вы в полицию только в Польше. Как так получилось?

— Это действительно были почти все наши деньги, их собрали для нас родные, когда узнали, что мы вынуждены бежать. Там было больше 7 тысяч евро.

Все два месяца, которые нам пришлось ждать документы в Грузии, мы тратили деньги очень экономно. Понимали, что в Европе нам придется жить за них несколько месяцев, пока найдем работу и оформим документы.

Из собранного взяли только чтобы заплатить за квартиру. На жизнь я старался немного подрабатывать. Квартиру мы снимали одну, деньги, упакованные в отдельный пакет, когда выходили, оставляли в этой квартире с остальными вещами. С собой мы их не носили.

Последний раз я пересчитывал, сколько у нас осталось, за два дня до отъезда, когда мы собирали вещи. Тогда созвонились с хозяйкой, сообщили, что купили билеты, и узнали, где оставить ключ.

После, когда что-то перекладывали, видели, что пакет с деньгами на месте, но внутрь уже не заглядывали. И только в Польше, когда собирались снять квартиру, обнаружили, что в пакете вместо наших денег какие-то непонятные купюры похожей расцветки.

То есть рассчитано все было так, что даже если бы перед отъездом мы быстро открыли пакет, могли и не заметить подмену. Мы сразу обратились в полицию, оттуда отправили запрос в Грузию.

Но нас предупредили, что шансов что-то выяснить очень мало.   

Сейчас Нина и Евгений, как и планировали, ищут работу и учат язык. Снять собственное жилье они пока не смогли и продолжают жить в шелтере.

Ребята не падают духом, выражают благодарность всем неравнодушным людям, которые помогают им сейчас с едой и вещами и участвуют в сборе.