Недавно Центр новых идей представил исследование о коллективной травме белорусского общества после 2020 года, ее масштабах и вариантах проработки.
Аналитики расспросили белорусов, которые участвовали в протестах или симпатизировали им, как сейчас воспринимается 2020-й, можно ли говорить о коллективной травме в связи с насилием и репрессиями — и как гражданское общество может помочь эффективно преодолеть этот опыт.
В целом, стоит отметить, картина настроений не выглядит пессимистичной. Хотя, по данным исследования, почти 100% протестной части общества получило травматический опыт, но больше 2/3 опрошенных ощущают положительные или побудительные эмоции.
Люди в большинстве не чувствуют себя жертвами, говорят о гордости за народ, восхищении, ощущении единства и жажде справедливости. Такие эмоции, как обида, разочарование, грусть, набрали меньше 50%. Еще меньше, около трети респондентов, отметили преобладание травматичных эмоций — боли, страха, отчаяния.
Впрочем, здесь речь о количественных показателях. А о качественных — в каком состоянии находятся белорусы спустя два года, как справляются с пееживаниями и как могут сохранить себя — Филин поговорил с профессором, доктором психологии Владимиром Янчуком.
— На ваш взгляд, на каком этапе проживания белорусы сегодня — депрессия ли это, жизнь в ресурсосберегающем режиме, или какое-то накопление сил на будущее?
— Думаю, что режим капсулирования. Он нам культурологически близок: белорусы всегда в сложные времена уходили в болота, в леса, прятались, и уже оттуда смотрели, как будут развиваться события.
Результаты исследования, отмечает эксперт, довольно показательны: чтобы справиться с накопленной тревогой и негативными переживаниями, большинство опрошенных переключаются целиком на семью и детей, уходят с головой в занятие любимым делом.
— Наиболее остро на происходящее реагируют люди, сращенные с информационным пространством, — добавляет психолог. — Кто «живет» в телефоне, в сетях, и формирует у себя представление о постоянной угрозе. Поэтому один из популярных ответов, что также отражено в исследовании (его выбрала почти треть респондентов) — ограничить потребление новостей.
Потому что у тех, кто находится в нем постоянно, формируется не самое адекватное представление о мире как состоящем из одних угроз, и забывается, что в реальности человек решает не только глобальные проблемы, но и совершенно бытовые, повседневные вопросы.
И это, в общем, одна из рабочих схем: перекреститься, протереть глаза и выходить в мир — понятно, что он меняется и что происходит, но всё уже, по крайней мере, не столь трагично и напряженно.
Что касается травмы, отмечает эксперт — хоть авторы исследования и говорят о коллективной травме в целом, в клинике «травма» — все же, несколько иное понятие, и люди, пережившие реальные физические травмы, действительно испытывают посттравматический синдром. В данном же случае речь идет о довольно быстрой капсуляции и необходимости переосмыслить полученный опыт.
— Чтобы выходить из каких-то травматичных ситуаций, нужно акцентировать внимание на позитиве, — подчеркивает Владимир Янчук. — Используя теорию поля Левина — в любой точке пространства и времени есть две альтернативы, плюс и минус. Можно акцентироваться на «минусе» и усугублять травматизм, а можно все-таки на плюсе: мы научились новому, узнали, кто есть кто, оценили, переосмыслили и стали другими.
Раньше я довольно часто использовал фразу «нереалистический оптимизм». А теперь, с моей точки зрения, белорусы стали более реалистичными. И это хорошо.
— И все-таки с 2020 года белорусы живут в негативной повестке: ковид, протесты и репрессии, которые не останавливаются, война в Украине и висящий в воздухе вопрос, станет ли Беларусь непосредственным участником этой войны.
Возможно ли в теперешних условиях переключиться на повестку позитивную — просто мечтать, что будешь делать, когда ситуация изменится?
— Допустим, можно посильно участвовать в этих изменениях, хотя подобное всегда чревато. Режим это прекрасно осознает — тут я отдаю должное репрессорам, которые достаточно четко осознают свою задачу и подавляют любые ростки активного сопротивления для собственного самосохранения. Поэтому, принимая решение об активности, нужно понимать, что последствия могут быть серьезными и что это ваш выбор. Рекомендовать здесь что-то вряд ли возможно.
Другой выбор — наблюдать за ситуацией. И, с моей точки зрения, самое главное — сохранять структуру ценностей, отношения с людьми, которые придерживаются их. Стараться тиражировать эти ценности.
Если вы не сломались, сохранили себя и этот нравственный императив — думаю, это наиболее важно. Показывать, что можно жить праведно, по нравственным идеалам и в этой непростой ситуации. Без «экстремизма», но быть честным, быть порядочным — и перед собой, и перед окружающими.
И смею вас заверить, даже люди колеблющиеся будут относиться к вам с уважением.
— Люди, выбравшие тактику «а можа, так і трэба», находятся в психологической безопасности, или их все равно цепляет происходящее?
— Конечно, цепляет. Другой вопрос, что люди чувствительны по-разному: есть тонкокожие, а есть толстокожие. Страдают больше первые.
К тому же, возвращаясь к исследованию, мы видим, что выборка его специфическая — это круг людей, прямо или косвенно участвовавших в протестах. Но кроме них, есть огромное количество людей, кто не участвовал в этих процессах.
А глядя правде в глаза, нужно признать, что огромное количество людей вообще относится ко всему происходящему не то чтобы пофигистически — они просто живут в своей капсуле, своей жизнью, и на них не действуют ни воззвания против, ни усилия провластных пропагандистов, к активным действиям они вообще не способны.
Вспомним, как на провластные митинги множество людей просто свозили по разнарядке. И наблюдая встречи с главным лицом, я смотрел на реакцию: люди, потупив лица, послушали приехавшего барина, покивали… А эффекта никакого. Они продолжили жить в своем мире, не думая о долгосрочных перспективах.
И этой индифферентной массы, не желающей быть субъектом чего-либо, большинство.
Они наблюдают, куда ветер подует, и туда и будут смотреть, не оказывая ни активного содействия, ни активного противодействия. Я отношусь к этим людям спокойно — они приспосабливаются к той реальности, которая есть.
Наблюдая за российским обществом, считаю настоящей трагедией то, как изменилось отношение к смерти. Нас это касается в меньшей степени, для белорусов все-таки смерть человека — событие экзистенциальное, и в большинстве наших людей есть человечность.
Мой совет — сохранять ее в себе, показывая, что с человечностью жить можно. И, более того, нужно. Это предмет гордости для себя и забота о детях, которые смотрят на вас и видят, кривите ли вы душой, «абыякавы» или честны и тиражируете позитивный посыл, живя порядочно и сохраняя самоуважение.