Шрайбман: «Минск традиционно открывался для коммуникации с Западом, когда что-то начинало не устраивать в отношениях с Россией»

Филин продолжает обсуждать с экспертами стратегию Запада в отношении Беларуси: были ли меры, предпринятые за прошедшие три года, эффективными, возможна ли нормализация отношений в обозримой перспективе, и почему диалог официального Минска с Евросоюзом и США до сих пор не может быть начат?

Взгляды провластных аналитиков и представителей демократических сил на этот счет диаметрально расходятся. Однако помимо крайних позиций, есть и иные оценки ситуации.

— Стратегии, в традиционном понимании слова — как проработанного, четкого плана достижения своих целей, — у Запада по Беларуси не было и нет, — говорит политический аналитик Артем Шрайбман. — Беларусь не является настолько приоритетным направлением для того, чтобы на Западе такую стратегию вырабатывать. Я даже не уверен, что она есть в отношении большинства стран мира (и даже большинства соседей). Можно сказать, что она есть в отношении кандидатов на вступление в ЕС: там есть понятный план, понятная дорожная карта, как идти к этому вступлению.

Евросоюз — это не одна страна, которая могла бы эффективно вырабатывать долгосрочные стратегии: слишком часто приходится пересогласовывать политические воли разных столиц, в которых к тому же периодически меняются власти. Поэтому со стороны ЕС этой стратегии нет, и она едва ли могла быть.

То же, говорит аналитик, верно по отношению к США: Беларусь не находится в настолько приоритетном для Штатов регионе и не является в нем настолько приоритетной страной, чтобы в США собралась критическая масса полисимейкеров  и выработала отдельную стратегию.

Не выходя за рамки

— Политика в отношении Беларуси США, как и ЕС — реактивная, в этом я абсолютно согласен со многими вашими экспертами.

Это стратегия реагирования на вызовы внутри коридора, который очерчен некими общими базовыми ценностями и, чаще всего, законодательными большими актами.

В случае с Евросоюзом — это заключения Совета ЕС, которые были приняты в октябре 2020 года, в случае США — Акт о демократии, суверенитете и правах человека в Беларуси. Они предопределяют, по сути, некую стратегическую рамку — но не стратегию.

Честно говоря, непонятно, как эту стратегию написать, потому что вы не можете предугадать, что сделает Лукашенко через год, два или три. А долгосрочные цели в отношении столь неприоритетной страны могут быть поставлены только в очень абстрактном ключе, что-то вроде «демократизация, сохранение суверенитета, поддержка гражданского общества и т.д».

Таким образом, резюмирует Артем Шрайбман, оценивать стратегию западных стран в отношении Беларуси не приходится: они реагировали на ситуацию теми рычагами, которые имели в своем распоряжении.

— Иногда медленно, иногда оперативно, как в случае с Ryanair. Иногда достигали ограниченных результатов: например, в 2021 году миграционный кризис, так или иначе, пошел на спад, а Лукашенко – на уступки в результате совокупности санкций, угроз и контактов с ним. Каких-то политзаключенных удалось освободить, но в целом, конечно, больших успехов нет — и это все признают.

Призывы к ЕС выработать стратегию по Беларуси немного напоминают мне анекдот «мышки, станьте ежиками» — когда нам нужно убедить людей поменять свою политическую волю и относиться к нашей стране как-то иначе, чем она того, в глазах европейцев, заслуживает: мол, начните считать нас более важными, чем вы считаете.

Здесь должно быть что-то большее, чем просто наши хотелки. Почему европейские и американские чиновники, выбирая из десятка направлений внешней политики и еще не менее важных внутриполитических вопросов, должны приоритетно относиться к Беларуси, если смотреть на ситуацию с их колокольни, а не с нашей? У меня на этот вопрос нет ответа.

Поэтому более реалистичной альтернативы, иной возможной реакции в тех условиях, на мой взгляд, не было. Альтернатива была у Минска, он мог проводить менее деструктивную политику: ведь никто не заставлял Лукашенко сажать самолет или организовывать миграционный кризис.

Наверное, была другая альтернатива со стороны России: никто, по большому счету, не принуждал Путина начинать войну. Но представить себе альтернативный сценарий со стороны Запада — у меня не хватает фантазии.

Отношения «по усыхающей»

Спустя три года перспективы диалога все так же не просматриваются: беларусские власти не собираются идти на уступки, а ЕС и США – «переворачивать страницу» и смягчать либо отменять санкции без шагов навстречу с противоположной стороны. Это цугцванг?

— Нет, сегодня у нас даже не цугцванг, а просто тупик, — говорит Артем Шрайбман. — Без серьезного изменения внешних стимулов для беларусской власти ничего существенно не изменится.

Под изменением внешних стимулов, добавляет эксперт, можно понимать абсолютно разные сценарии: это может быть как российское поражение в войне, внезапно возникающий экономический кризис, смерть Лукашенко/смерть Путина, либо, напротив, победа России, наиболее комфортный для нее исход, в результате чего РФ станет еще более амбициозной в отношении интеграции с Беларусью.

— Любая дестабилизация сегодняшнего формата отношений Путина и Лукашенко — потенциальная смена нашего равновесия и, соответственно, стимул для Лукашенко в его отношениях с Западом, — отмечает Артем Шрайбман.

Запад не был и вряд ли будет здесь проактивным игроком. Поэтому мы должны задавать себе вопрос: когда и при каких условиях может нарушиться сложившееся на сегодня равновесие в отношениях Путина и Лукашенко? Или, более широко, равновесие в отношениях Минска и Москвы.

— Теоретически можно себе представить такой конец режима (вернее, конец Лукашенко) в Беларуси, который не приводит к фундаментальным переменам именно из-за того, что Кремль останется таким же самым. Поэтому имеет значение именно эта пара отношений, и то, насколько они влияют на принятие решений в Минске.

Если посмотреть на историю — Минск традиционно открывался для разных видов коммуникации с Западом именно тогда, когда что-то начинало не устраивать в отношениях с Россией. А пока — все устраивает, стимулов меняться нет, и у Запада нет ни инструментов, ни политической воли как-то повлиять на Минск иным путем.

Положение дел еще усугубляется тем, что для Лукашенко и для Запада отношения друг с другом не являются приоритетными. Потому со временем мы видим не только некое осознание тупиковости ситуации, но и переориентацию на другие, более значимые для обеих сторон направления, некое усыхание этого вектора отношений для обеих сторон, — подытоживает собеседник «Филина».