Сталин навешивал обвинения, как кружева плел – на примере процесса, напоминающего «зловещий балаган»

Правка Сталиным проекта обвинительного заключения по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Январь 1937 года

Первый из трех Московских процессов — по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра», против Зиновьева, Каменева и четырнадцати других подсудимых был проведен с 19 по 24 августа 1936-го, и вынесенные на нем смертные приговоры были немедленно приведены в исполнение.

За день до окончания процесса отдыхавшему на юге Сталину его соратники отправили шифровкой заранее составленный приговор с просьбой дать указания по тексту. На следующий день, 23 августа, Сталин откликнулся, сообщив, что «проект приговора по существу правилен», и дал несколько ценных указаний: включить в приговор отдельный абзац о том, что Троцкий и его сын Седов «подлежат привлечению к суду или находятся под судом», а также вычеркнуть заключительные слова «приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

Сталин пояснил: «Эти слова лишние и производят плохое впечатление. Допускать обжалование не следует, но писать об этом в приговоре неумно».

Указания были выполнены. Приговор на процессе зачитывал председатель Военной коллегии Василий Ульрих, но ему лишь выпала честь огласить вынесенное не им решение. Вообще-то сам факт участия не только судей, но и сторонних лиц в подготовке приговора — уже формальный повод для его отмены.

Но вмешательство Сталина в отправление правосудия стало нормой. Он все хотел делать сам, никому не передоверяя. Влезал во все мелочи. И действительно, вынесение приговоров по делам политических противников, да и просто неугодных — слишком серьезное дело, чтобы его поручать судьям!

Процесс широко освещался в прессе, публиковались стенограммы допросов обвиняемых, редакционные статьи, фельетоны. Но Сталин все же остался недоволен. В письме из Сочи 6 сентября 1936-го он писал Кагановичу и Молотову:

«Правда» в своих статьях о процессе зиновьевцев и троцкистов провалилась с треском. Ни одной статьи, марксистски объясняющей процесс падения этих мерзавцев, их социально-политическое лицо, их подлинную платформу — не дала «Правда». Она все свела к личному, к тому, что есть люди злые, желающие захватить власть, и люди добрые, стоящие у власти, и этой мелкотравчатой мешаниной кормила публику.

Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других — есть борьба против советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР. Ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, — а олицетворение всех побед социализма в СССР…».

Вот чего добивался Сталин. Статуса не просто «вождя», а символа новой социалистической эпохи! Он давно писал о себе в третьем лице. Его амбиции вселенского масштаба нуждались в подтверждении. Этот и следующие показательные процессы должны были стать триумфом сталинской правоты.

Подсудимые на процессе в августе 1936-го бойко признавались в подготовке покушения на жизнь Сталина и его ближайших соратников. Даже упоминались Косиор и Постышев — член и кандидат в члены Политбюро, на кого «троцкистско-зиновьевские изверги» готовили покушение.

С этими двумя явно поторопились. Сталин позднее сам с ними расправился — в 1939-м обоих расстреляли. Но кто это мог знать в 1936-м?

В письме с юга Сталин, перечисляя соратников, писал о Молотове, а вот на процессе среди персон, на кого готовили покушение злейшие враги — участники «троцкистско-зиновьевского центра», его имя не упоминалось. Странно! Неужели это признак сталинского недоверия, и Молотов на пороге отставки? Вообще, нехорошие слухи поползли на сей счет.

На втором процессе оплошность (или все же не оплошность?) исправили. Прозвучал большой рассказ о нависшей над председателем Совнаркома смертельной опасности. О том, как лихой шофер Арнольд (конечно же «заговорщик») был готов пожертвовать собой, лишь бы убить Молотова в подстроенной аварии.

«Московский процесс»

— Я хотел убить Сталина!

— Я соучастник убийства Кирова!

— Я был мошенником и коварным предателем!

— Тихо! Не все вместе, у каждого из вас будет своя очередь!

(Карикатура Михаила Дризо: CILACC. № 7–8)

Фабула этого январского 1937 года процесса готовилась на самом верху, и Сталин лично редактировал обвинительное заключение. Архивный документ зафиксировал факт его участия. Каждый процесс готовил почву для последующих с расширением и усилением обвинений.

Сталин навешивает обвинения, как кружева плетет. После «преступной антисоветской» вписывает существенный довесок: «шпионско-диверсионной и террористической». Вот так будет серьезней. А еще, не забыть — «подрыв военной мощи СССР». А вот это что за фраза «анализируя изложенное выше…»? Нечего тут анализировать. Надо проще: «Следствие считает установленным…». Все давно доказано, и никто не должен сомневаться!

Именно так, в сталинской редакции и прозвучала формула обвинения в зале суда 23 января 1937-го.

Обвинения против подсудимых от процесса к процессу становились все более нелепыми и звучали все абсурдней. Афганский посол, присутствовавший на третьем Московском процессе, обратил внимание на весьма комичную, с точки зрения стороннего наблюдателя, деталь: обвиняемые «на вопрос государственного прокурора рассказывают тотчас целый роман».

А итальянский дипломат замечал: «Все бывшие ранее процессы производили страшное впечатление, главным образом тем, что все подсудимые как только попадали на скамью подсудимых, сейчас же сами себя начинали называть подлецами и негодяями, а свои поступки —гнусными. Вообще говорили о себе газетными штампами».

Западные карикатуристы едко высмеивали этот зловещий балаган. Между тем в СССР многие во всю эту нелепицу верили. Ну, прямо как сейчас.