Хирург Любецкий – за день до задержания: «Дракон пожирает самого себя»

В беседе, которая состоялась 3 мая днем, Андрей Любецкий, чья супруга ранее тоже попала под каток репрессий, рассказал о переживаниях за близких и за страну, о проблемах в профессии и медицине, о своей несгибаемой гражданской позиции.

— Всем есть что терять: и более обеспеченным людям, и менее. Но мы живем другими категориями. Я слышал о себе: зачем Любецкому это надо было? Потому что я живу не ради «хавчика», не ради «хаты». Я хочу свободно дышать, хочу, чтобы мои дети свободно ходили по своему городу. Я хочу знать, что защищен, что они защищены. А не так, что тебя в любой момент могут выгнать с работы или посадить, — сказал в понедельник корреспонденту «Салідарнасці» доктор Андрей Любецкий.

Собеседник не исключал возможности своего ареста, учитывая последние события в стране, но уезжать из Беларуси отказывался.

Андрея Любецкого знают как одного из лучших в стране челюстно-лицевых хирургов. Он проводил уникальные операции по пластике расщелин нёба и лица. В октябре прошлого года кадры жесткого задержания доктора во время марша появились во всех СМИ.

Но он признался, что тогда не было страшно. По-настоящему испугался, когда в апреле исчезла жена Наталья, и когда после узнал обо всем, что с ней произошло. Успокоился, только когда супруга и четверо детей оказались в безопасном месте.

— Будущей осенью мы планировали въехать в свою новую квартиру, ремонт в которой продолжался четыре года. Хотели, чтобы старшая дочь спокойно окончила учебный год и уже в новом перешла в другую школу.

— У вас планировались такие радостные события, а получилось, к сожалению, совсем по-другому…

— Ничего в этой жизни не бывает случайным. И то, что произошло с моей семьей, и та история, которая сейчас происходит со всей страной, думаю, неслучайны…

Когда уехала супруга, меня предупреждали, что могут вызвать для разъяснений, но пока не трогали, зато почему-то опросили спортивного тренера наших детей.

— Как ваша жена чувствует себя после всего случившегося?

— Естественно, ей психологически тяжело. Мы не планировали никуда переезжать, и этот экстренный переезд дался ей нелегко. Она до сих пор не оправилась от стресса из-за того, что произошло с ней, и того, что происходит с другими людьми в застенках.

Скорее всего, будет вынуждена обратиться за помощью к специалисту.

— Ее еще и уволили с работы?

— Да, она работала в 4-й стоматологической поликлинике. После выхода этого фильма («Манкурты» — С.) главврач предложил ей  уйти «по соглашению сторон». Объяснил он это так: «Сегодня такие правила игры». Они играют вот в такие игры.

— Вы не планируете тоже уехать?

— Конечно, я очень скучаю без жены и детей, вечерами возвращаюсь в новую пустую квартиру.

Но я уверен, что все это временно. К тому же, сейчас у меня, как у «безработного тунеядца», оказалось дел больше, чем было, когда работал. Потихоньку разбираюсь.

— Ваша история сопротивления началась летом 2020 года или раньше?

— Прошлым летом я, честно говоря, не ожидал, что столько людей выйдет. Сам поехал на Окрестина предложить помощь, как только прочел во врачебном чате сообщения от коллег об ужасах, которые они там увидели.

Но моя история началась еще в 1994 году. Я с первого дня был в протесте. Но, как большинство, в молчаливом. Хотя своей позиции никогда не скрывал.

Помню, еще во время избирательной кампании в 2010 году к нам в больницу приехал первый заместитель председателя Комитета по здравоохранению Мингорисполкома Вячеслав Шило (сейчас он возглавляет отраслевой профсоюз), говорил о том, что мы должны выбрать активную гражданскую позицию, а потом стал зазывать на встречу с доверенным лицом Лукашенко — Олегом Руммо. Я тогда встал и спросил, почему он агитирует только за одного кандидата, ведь у нас их 10.

Я не исключаю, что моя активная позиция послужила и причиной того, что мою кандидатуру не утвердили на должность заведующего отделением. А в 2016-м со мной не подписали контракт, после того как попросил убрать дежурства. У нас тогда появился четвертый ребенок, и я хотел больше помогать жене.

К тому моменту отработал 18 лет в больнице, был неплохим специалистом, но когда уходил, никакой профсоюз не вспомнил обо мне.

— С какими проблемами в системе здравоохранения нельзя мириться?

— Из-за необходимости постоянно перерабатывать, чтобы заработать хоть что-то, сложно выдержать такую физическую усталость. Это ненормально, чтобы человек работал на полторы-две ставки. Не зря же есть нормы, согласно которым врач должен отдыхать после шести часов работы.

Допустим, у водителей это строго соблюдается, а врач день отработал, остается на дежурство, а потом опять день. И так постоянно.

В моей практике было, когда я трое с половиной суток не мог уйти с работы. У меня был период, когда я официально подрабатывал в пяти местах! И это даже не из-за моей потребности, а потому что меня звали на консультации даже в другие города.

— Специалистов челюстно-лицевой хирургии вашего уровня в стране много?

— Можно пересчитать на пальцах двух рук. 

— А на операции большая очередь?  

— Когда я еще работал, была очередь 3-4 месяца. Сейчас полгода и больше. И чем меньше будет специалистов, тем дольше будет двигаться очередь.

Плюс в нашей системе страдает поликлиническое звено. Многие амбулаторные операции, которые должны проводиться в поликлиниках, не проводят, потому что там нет соответствующих специалистов.

…Ко мне часто люди обращались за помощью в поиске специалистов, не только по моему профилю. Всегда, когда мог, помогал. Но в последнее время это стало почти невозможно: тот уехал, того выгнали…

— Вы лишились работы, как и многие врачи сегодня. Общаетесь с коллегами, какие у них настроения?

— С двумя встречался буквально накануне. У одного все дети учатся за границей, и он собирается переезжать, несмотря на то, что здесь у него довольно прибыльный бизнес.

Второй, один из лучших в стране специалистов в своей области, тоже на чемоданах. Сказал, что ждет окончания контракта через несколько месяцев.

— Врачей действительно и увольняют, и делают все, чтобы они уехали из страны. К чему это приведет?

— Дракон пожирает самого себя. Этими людьми движет страх, поэтому они жестят. Но на самом деле, они в который раз наступают на те же грабли. Все это еще больше озлобляет, и у человека внутри кипит и усиливается протест.

Но я уверен, что все изменится, я только не могу назвать сроки. А так, посмотрите, я уже говорил, моя дочь сказала: «Папа, у нас в классе все за «Жыве Беларусь». Разве можно победить детей?

Это они думают, что протест — это визуальная картинка. Но это неправда. Протест — он здесь, в голове.

— Доктор Рустам Айзатулин в недавнем интервью сказал, что после того, как высказал свою позицию в плане оказания помощи силовикам, ему стали угрожать. У вас тоже достаточно смелые высказывания.

— Мне не звонят с угрозами. Но я могу еще раз пояснить свою позицию. Если человеку понадобится первая помощь, я ее окажу. Но плановые вмешательства я просто не смогу проводить пациенту, если узнаю, что он издевался над людьми. У меня будут трястись руки, и это, в первую очередь, небезопасно для них самих.

— А вы верите в то, что Беларусь может стать, если не первой, то второй Швейцарией?

— Абсолютно! Эти протестные события показали, как мы можем  самоорганизоваться. Весь мир это заметил. И сейчас уже не нужно будет тридцати лет, чтобы все восстановить, — очень многое изменилось в плане технологий. У нас все будет гораздо быстрее. 

Я думаю, что в Беларуси непаханое поле для возможности жить благополучно. У нас прекрасная страна. Как только все поймут, что здесь гарантированно работают законы, к нам пойдут инвестиции в большом объеме.