«Я спросил: «А какое преступление, товарищ подполковник, вы хотите раскрыть при помощи карты, изданной в Австро-Венгерской империи?»

Почему сын юристов решил наперекор судьбе податься в военнослужащие, как благодаря делу экс-кандидата в президенты Михалевича перестал быть «электоральным болотом» и зачем разговаривает со своей собакой по-польски? Об этом и многом другом юрист и зампредседателя БАЖ Олег Агеев рассказал «Салідарнасці» в рамках спецпроекта «Портреты».

«Налет интеллигентности очень быстро разбивался о то, что я видел во дворе»

Казалось бы, кем еще мог стать мальчик, выросший в интеллигентной семье столичных юристов? Но не все так просто. Олег Агеев, похоже, делал все возможное, чтобы не идти по проторенной дорожке.

Школьные годы Олега пришлись на лихие 90-е. Семья жила в столичной Серебрянке, а, надо сказать, словосочетание Серебрянка и «лихие 90-е» — не самое удачное даже для мальчика из интеллигентной семьи.

— Налет интеллигентности очень быстро разбивался о то, что я видел во дворе и школе, — рассказывает Агеев. — Серебрянка на тот момент была довольно криминогенным районом в плане уличной преступности. Некоторые ребята из параллельного класса сели, еще не закончив школу.

По словам Олега, он мало чем отличался от своих сверстников «на районе».

— Драки, хулиганство — в принципе я в этом всем участвовал. И, конечно, своим поведениям доставлял родителям массу проблем. Вырастив сам двоих детей, понимаю, насколько сложно им было со мной, — вздыхает Олег.

На удивление, школу Агеев закончил без троек. Говорит, учеба давалась без особых усилий, хоть он и не был усердным учеником.

Когда же стал вопрос определяться с будущим, он, к изумлению окружающих, выбрал военное училище. На вопрос, что его подвигло свернуть на армейскую стезю, признается, что все произошло практически назло родным.

— Я вспоминаю этот диалог с мамой в 11 классе. «Ну и где ты думаешь учиться с таким поведением?» — «Да мне все равно, куда захочу, туда и пойду». — «И что, даже в военное училище?» — «Да, хоть в военное училище». Вот так на полупротестных интонациях я стал на девять лет военным, — отмечает Олег.

Он признается, что время, проведенное в армии, стало настоящим испытанием.

— Годы на казарменном положении — это совсем не то, к чему я привык в серебрянковской вольнице, — смеется он. — К тому же в военном училище процентов 90 были дети из семей военнослужащих. Я среди них сильно выделялся. Но со временем как-то влился и отнюдь не испытывал ни от курсантских, ни от офицерских лет своей жизни негативных эмоций.

Кстати, присягу Олег принимал на белорусском языке. Это были времена, когда страна в полной мере прочувствовала свою независимость и строила национальное государство.

— В 1994 году я зачитывал белорусский текст военной присяги с «Пагоняй», целовал бело-красно-белое знамя и клялся «бараніць сваю Радзіму». И очень горжусь фотографией, где я в 1995 году в форме с кокардой с белорусскими символами и БЧБ-флагом, — говорит Олег. — А еще хорошо помню, как потом, после референдума 1996 года, флаг на стенде в нашей академии закрашивали в красно-зеленый цвет, а вместо «Пагоні» рисовали звезду.

Надо сказать, что владение белорусским языком в свое время даже позволило молодому военнослужащему «откосить» от пары учебных занятий.

— Меня только-только одели в военную форму, и сержант на «разводе» поинтересовался, кто хорошо знает «мову»? Говорю: я. В итоге все пошли на занятия, а меня отвели переводить с русского надписи в казарме — поступил приказ, чтобы они были по-белорусски. Единственное слово, которое я так и не смог тогда перевести, было «каптёрка». Уже потом узнал, что слово пришло с немецкого и не переводится, — вспоминает Олег.

«То, что на гражданке называется трэшевым, в армии было вполне нормальным порядком несения воинской службы»

Годы в военной академии на командном факультете не прошли даром. Однако по мере взросления Олег стал серьезно задумываться о своей будущей жизни.

— Я уже примерно представлял, что ждет кадровых офицеров, видел их быт, жизнь друзей-однокашников в военных городках в Уручье, Масюковщине. И стал задаваться вопросом: а хочу ли я свою жизнь провести вот в таком военном городке?

Поговорив с мамой, Агеев подал документы на юрфак на заочное отделение — сразу в то же лето, как закончил военную академию и попал по распределению в Осиповичи.

— На то время офицерская зарплата позволяла еле-еле выживать, а не то, что оплачивать второе высшее образование. Поэтому за учебу платила мама, — признается Олег. — Все офицерские наряды и караулы, которые были достаточно частыми в Осиповичах, я поводил в конспектах, работах, дипломных. То есть служба шла параллельно с учебой на юрфаке.

Последняя должность Олега в армии была уже по юридическому профилю в Минобороны. В запас Агеев увольнялся военным юристом в звании капитана юстиции.

На вопрос, случались ли в армии трэшевые ситуации, он смеется:

— То, что на гражданке называется трэшевым, там было вполне нормальным порядком несения воинской службы. Впрочем, армия с тех пор сильно изменилась. Могу сказать, траву никого красить не заставлял. Все-таки артиллерия — это такой род войск, в котором много времени уделяют боевой подготовке.

Увольнялся из армии Олег по окончанию контракта, отдав, как он говорит, долг Родине «от звонка до звонка». Решил больше не спорить с судьбой и пойти по маминым стопам в Минскую городскую коллегию адвокатов.

— До этого шесть месяцев стажировался в качестве стажера адвоката. Можно было ходить на следственные действия, в СИЗО, суды. Я очень горд, что мне даже удалось понаблюдать, как работает моя мама, — говорит Агеев.

Вскоре, получив лицензию, Олег стал адвокатом — вел преимущественно гражданские и уголовные дела.

— И могу с гордостью сказать, что ни одного моего клиента не расстреляли, хотя у суда имелась возможность назначить высшую меру. А по одному убийству есть даже повод гордиться: при запросе прокурора в 22 года лишения свободы мой подзащитный получил шесть. Это тот редкий случай, когда суд полностью стал на сторону адвоката, — вспоминает Агеев.

Он признается, что в психологическим плане труднее давалась даже не защита убийц, а дела по изнасилованиям.

— Причем доводилось выступать как со стороны потерпевшей, так и защищать тех, кого обвиняли в изнасиловании. Это было эмоционально непросто, хотя, казалось бы, после службы в армии меня сложно удивить какими-то особенностями человеческой натуры.

«Началось стандартно, позвонила женщина и сказала: «Моего мужа, Алеся Михалевича, задержали»

К 2010 году Агеев уже занимал пост члена президиума Минской городской коллегии адвокатов.

— Начался очень интересный период в моей жизни, я окунулся в управление таким непростым механизмом, как Коллегия адвокатов. Так совпало, что тогда же мне предложили пройти 2-годичный курс международного права в Литве. Параллельно продолжал работать адвокатом, растил ребенка. В общем, жизнь была насыщенной, — вспоминает он.

И вот тут-то в стране случились очередные президентские выборы.

— Все началось стандартно: мне позвонила женщина со словами: «Моего мужа, Алеся Михалевича, задержали, мне посоветовали обраться к вам». Обычная практика — такие разговоры адвокат ведет по пять раз на дню. На тот момент я ничего не знал ни про политическую программу экс-кандидата в президенты Алеся Михалевича, ни толком про него самого, — рассказывает «Салiдарнасцi» Олег.

Это было первое политически мотивированное дело адвоката Агеева. Впрочем, оно же и последнее.

— Помню, поначалу очень удивлялся, когда стал сталкиваться с реальными препонами моей работе: меня не пускали к клиенту в СИЗО КГБ, не давали ознакомиться с материалами и прочие странные ситуации — то, чего никогда не было по обычному уголовному делу.

Выяснилось, что многие коллеги Агеева, кто вел «политических», оказались в подобном положении.

— Это было возмутительно. Мы писали жалобы, записывались на прием к генпрокурору и никак не могли понять, почему вдруг не работают правовые механизмы? — вспоминает Олег.

Ну а вскоре всех возмущенных попросту лишили статуса адвоката (для справки: только за 2010 год лицензии отобрали у 12 человек). Олег Агеев не стал исключением — не уберег даже статус члена президиума Коллегии.

Репрессивная машина сработала быстро и четко — с момента, когда он принял дело Михалевича, до момента изгнания прошло всего два месяца.

Агеев признается, что до этого политической ситуацией в стране особо не интересовался, а к Лукашенко относился «никак».

— Он точно не был моим президентом. Просто потому что не нравился. Но я и альтернативными кандидатами не интересовался, голосовать не ходил и в принципе был, как сейчас говорят, электоральным болотом, — отмечает Агеев.

Встреча с действительностью полностью перевернула взгляды. Не прошел даром и курс обучения международному праву, который дал понимание, как все же должна функционировать схема: личность —общество —государство.

На лишении лицензии дело, к сожалению, не закончилось. КГБ начал проверку в отношении его адвокатской деятельности, а Минюст затребовал все документы для «изучения». Результатом стало возбуждение уголовного дела.

— В ходе проверки обнаружились якобы неправильно заполненные адвокатские бумажки, что квалифицировали как подделку документов. Никакой подделки там, естественно, не было. Это был классический пример натягивания совы на глобус, — говорит Олег. —Два года расследовалось мое дело. 4 тома лишь по одной бумажке!

В результате Агеев был осужден по 380 статье.

— Мне повезло: я получил штраф, который заплатил, и в соответствии с УК моя судимость считается погашенной. Но я в любом случае надеюсь на пересмотр своего дела — уже нормальным, не теперешним, белорусским судом.

По признанию Олега, штраф был чувствительным. Заработанные деньги уже подходили к концу, остро стоял вопрос трудоустройства.

— И так случилось, что мой учитель Борис Звозсков, который был координатором курса международного права, предложил стать его ассистентом, помогать организовывать образовательный процесс для наших юристов в Белорусском доме прав человека в Вильнюсе, — вспоминает Агеев. — Увы, перед самым началом работы Бориса Игоревича не стало, в итоге я сам занялся подготовкой белорусских юристов.

Параллельно, Олег получил предложение стать юристом БАЖ и оказывать правовую помощь журналистам, которых привлекают к административной и уголовной ответственности.

— Я снова почувствовал себя на своем месте, это была работа в той сфере, которая мне действительно интересна, — говорит он.

«Новая Беларусь — это то, что дает силы жить сейчас»

Пока мы общаемся с Олегом по телефону, он несколько раз за нашу беседу обращается к кому-то по-польски. Оказывается, это Миа — его собака породы такса.

— Она гражданка Польши, коренная варшавянка, — поясняет Агеев. — Когда Миа была маленькая, она занималась с кинологом и, соответственно, у нее все команды прошиты на польском. Это теперь мой инструктор польского языка. Иногда, пересекая границу, смеюсь, что мне нужно в коридор для граждан ЕС, поскольку я сопровождаю польскую гражданку.

Впрочем, воспитание собаки — не единственное, чем Олег Агеев занимается в нерабочее время.

— У меня есть несколько хобби. Все мои друзья знают, что я собираю монетки, и за жменьку любой мелочи буду гораздо благодарнее, чем за магнитики или другие сувениры. У меня в Минске осталась достаточно серьезная коллекция монет. С особым придыханием отношусь к монетам «беларускай даўніны» и очень горжусь своей коллекцией трехгрошовиков Жигимонта III.

У Олега для поиска старых монет был даже свой металлодетектор.

— Пока государство не влезло в эту сферу и не ввело кучу ограничений, можно было ходить по общедоступным местам и искать монетки-потеряшки 200-300-400-летней давности. Это особый вид отдыха, который намного интереснее, чем рыбалка, — уверен Агеев.

Он признается, что именно нумизматика привила ему любовь к истории Беларуси.

— Потому что когда ты видишь какой-то материальный объект из твоей белорусской земли, совсем по-другому начинаешь воспринимать его, пытаешься понять, что же было в те годы, когда люди ходили по этой земле и расплачивались вот этой монеткой, какие были общественные отношения, с кем воевали, кто был союзником, а кто врагом.

Помимо монет, Олег также собирает старые карты. Трепетное отношение к топографическим картам — отголосок офицерского прошлого. У него в Минске собралось под сотню, если не больше современных репринтов.

— Польские, молдавские, украинские, литовские, на разных языках, изданные разными странами... Я загонял старые карты в цифровой формат, а потом ездил по навигатору по тем маршрутам. Сразу по-другому начинаешь смотреть на то, что у тебя проносится перед стеклами в машине, когда видишь, что здесь было 200 лет назад, какие границы проходили, как дороги располагались. Огромный кайф.

Олег с ужасом вспоминает, как чуть не лишился своей коллекции во время последнего обыска 16 февраля 2021 года.

— Их уже было отложили для оформления к изъятию. Но я решил, что буду до последнего биться за свое сокровище. Я спросил: «Объясните мне, пожалуйста, товарищ подполковник, какое преступление вы хотите раскрыть при помощи карты Львовского региона 150-летней давности, изданной в Австро-Венгерской империи? Он задумался, почесал затылок и отложил их в сторону. Так мне удалось отстоять мою коллекцию, — вспоминает Агеев.

Впрочем, все остальное — деньги, личные записи, блокноты, документы —было благополучно изъято. Стало понятно, что оставаться в Беларуси больше небезопасно. Через несколько дней после обыска Олег Агеев уже сидел в самолете в минском аэропорту.

— Выезжая, думал, что это лишь на месяц, максимум на два. Потом минуло три, четыре… Уже больше года, как я не был в Беларуси, и сегодня все сложнее прогнозировать дату возвращения домой. Эмоционально очень тяжело, — признается он. — Но я все-таки живу надеждой, что окно возможностей для Беларуси появится.

Тот мрак, который плодит сегодняшняя власть, то, что сейчас происходит в так называемых судах, прокуратурах и других госорганах, рано или поздно закончится и можно будет спокойно жить и легально осуществлять правозащитную деятельность, формировать цивилизованную правовую систему.

Новая Беларусь — это то, что дает силы жить сейчас.